– Оксанка дома? – закричала в истерике Марина.

– Пиво принесла? Чё орешь?

– Какое пиво, Федор Васильевич, у меня дочь пропала!

– Мы все пропали… Мне нужно пивка выпить! – еле слышно пробормотал плохо соображающий отец Данилы и нетвердой походкой вернулся в свою комнату.

Марина метнулась в квартиру, но там никого не было. Холодея от ужаса, женщина выбежала на улицу, обыскалась в соседних дворах, но тщетно: загадочной тетки, так похожей на нее, и родной дочурки с белокурыми кудряшками нигде не было.

Марина вернулась к подъезду, заметив Веру Иосифовну и Данилу с сумками.

– У меня ребенка украли… – еле слышным грудным голосом прошептала потухшая Марина. – Я чувствую, это его рук дело! Ты слышишь, он украл моего ребенка! – в истерике закричала она, схватив за ворот куртки Данилу. – Как ты мог это допустить? Что мне теперь делать? А если с Оксанкой что-то случится? Ты не помнишь, он грозился голову нам всем отрезать!

Марина опустилась на скамейку и беззвучно зарыдала, сотрясая плечи.

– Пошли к нему, Марина, он у меня ответит! – решительно схватил Марину за руку Данила.

В два счета они оказались у квартиры Мазовецкого.

– Послушай, мразь, отдай ребенка, зачем ты вмешиваешь ее во взрослые дела? – накинулась обезумевшая Марина на открывшего дверь Мазу. – Где она?

– Спокойно, гражданочка, спокойно, без шума и истерик.

Вашего спиногрыза у меня нет. Это было бы слишком просто, я же предупреждал, что ничем хорошим это не закончится!

– Отдай девочку, Никита! Со мной можешь делать все, что захочешь, а девочку зачем мучить?

– Ее вы получите, как только вернете долг. И не вздумайте обращаться в милицию, тогда уж точно девчонку потеряете навсегда! Ей бы жить да жить… – усмехнулся Маза и захлопнул дверь перед обессилевшими от горя Мариной и Данилой.

17

Еще в подъезде Люба, пятнадцатилетняя сестра Гарика Василевича, услышала отчаянный плач ребенка, явно доносящийся из их квартиры.

– Гарик, о-о-о-откуда у-у-унас ребенок? Чья э-э-э-эта девочка?

– сильно заикаясь, с порога накинулась с расспросами сестра, морально и психологически до конца не успевшая справиться с совершенным над ней надругательством.

– Маза велел подержать у себя. У меня уже от этого крика голова разболелась. Успокой ее!

– Ка-а-а-ак Маза? Ты с ним о-о-о-опять? После всего, что-о-о-о-о-о-о-он с-с-с-сделал? – Люба подошла к белокурой зареванной девчушке, подтянула спустившиеся до колен колготки, погладила по головке и прижала к себе, но малышка заплакала сильнее. – Ка-а-ак те-е-ебя зовут?

– Я к маме хочу! – громко запищала Оксанка, и соленые слезы градом полились по пухлым раскрасневшимся щекам. – К маме! К маме! Ма-ме…

– Ти-и-ише, не плачь, д-д-д-девочка, если т-т-ты помнишь, г-г-г-где живешь, я т-т-т-тебя отведу… Т-т-т-ты не плачь, а то придет злой Маза и у-у-у-у меня ничего н-н-н-не п-п-п-получится.

Но девочка заплакала еще громче.

– Никуда ты ее не отведешь, мне Маза за ребенка обещал долг скостить.

– С-с-с-с ума с-с-сошел? Т-т-ты в тюрьму хочешь? Т-т-ты не п-п-п-понимаешь, что э-э-это п-п-преступление?

– А мне и так не жить, он меня все равно со света сживет. Или так прикончит или эдак.

– А ребенок п-п-п-при чем? Т-т-тебе мало т-т-т-того, что он со мной с-с-сделал? Ненавижу его и т-т-т-тебя вместе с ним! Т-т-ты т-т-трус!

Люба отвела малышку на кухню, умыла и кое-как успокоила, пообещав отвезти домой, как только будет возможно, взяла на руки и поднесла к окну.

– П-п-п-покажи, в каком т-т-ты доме живешь?

– Я не знаю…

В этот момент в наступившей вечерней темноте Люба заметила знакомый силуэт Мазы, который, судя по всему, направлялся к ним.

– Т-т-тихо, поиграем в п-п-прятки, нам надо бежать, т-т-ты только молчи, или мы о-о-отсюда не выберемся. – прошептала Люба и тут же метнулась с ребенком в коридор, схватила куртку с ботинками, тихонько открыла дверь и укрылась вместе с Оксанкой на верхнем этаже.

Как только хлопнула дверь квартиры, девчонки босиком сбежали вниз, на бегу оделись и помчались прочь. Дело усложнялось тем, что малышка не могла сообразить в темноте, где ее дом, так что им пришлось бежать сначала к детскому садику, чтобы попытаться оттуда найти знакомую дорогу. Наконец Оксанка указала правильный путь, в страхе они добежали до ее дома и целыми и невредимыми поднялись к 26-й квартире. Марина бросилась навстречу, прижалась к испуганной Оксанке.

– Спасибо тебе, девочка! Где ты ее нашла?

– О-о-она у-у-у-у нас д-д-д-дома была, э-э-э-этот гад по – о-обещал долг простить, е-е-если д-д-девочку о-о-оставит.

– Значит, и тебе теперь туда нельзя! Так, пока оставайся у нас, а завтра что-нибудь придумаем.

Утром, которое вечера мудренее, Марина отвезла Оксанку с Любой к своим родителям, пока страсти по Мазе не улягутся, и вернулась домой.

– Данила, так больше продолжаться не может. Все эти угрозы рано или поздно могут осуществиться. Долго мы будем испытывать судьбу? Давай куда-нибудь уедем!

– Куда?

– Мне все равно куда. Ты понимаешь, что Оксанки могло уже не быть в живых, ты понимаешь, что это простая случайность? Нам повезло, что Люба такая бесстрашная подвернулась! Мы не можем больше жить в постоянном страхе, в диком психологическом давлении со стороны этого наглого шулера. И денег таких ты никогда не найдешь и долг не вернешь, а мы все страдаем. И ты страдаешь! Пойми, любимый, я никогда не забуду, как ты мне помог в трудную минуту, и, видимо, долг платежом красен, извини за каламбур. Я очень тебя люблю и все сделаю для спасения нашей семьи… Но… давай уедем?

– Маришка, дорогая, потерпи еще немного, надо же какие-то деньги иметь, чтобы уехать, а их нет пока… А мы с ребенком… Я только тебя прошу, будь осторожней!

Мрачный Данила лег на диван, продолжая обдумывать Маринины слова и свои соображения, как выйти из создавшегося тупика. Рядом причитала Вера Иосифовна, у которой от переживаний разболелось сердце. И даже Федор Васильевич на время перестал глушить пиво, отвел Марину на кухню и стал советовать, как найти управу на гадкого катранщика.

18

Первые майские дни 1988 года в городе выдались теплыми, а потому зарождающаяся новая пора года с яркими лучами солнца и бурлящими ручейками после весеннего дождя неминуемым потоком несла надежды на новую жизнь. Светлана старалась перепрыгивать через непролазную гущу из грязи и луж легко и, глядя на то, как распускается природа, думала, что и у нее сегодня начинается новый период – взрослый.

Опаздывать в свой первый рабочий день на почтовом узле связи никак нельзя. Ей хорошо известно, что вся почта из Минска приходит очень рано, и с самого утра Светлане, симпатичной деревенской девушке, только